— Как платишь?
— Сколько выговоришь, — ответил убийца, усаживаясь на заднее сиденье.
Можно было не торопиться и не лететь в ночь через всю Москву, поехать завтра с утречка и осмотреться. Но он слишком долго ждал, и пусть врачи утверждают, что антисоциальный психопат— а именно к этой категории принадлежал Федор Ивлев, — человек иной психологической конструкции, но ему не терпелось взглянуть, убедиться, что место ему определили подходящее.
Отпустив машину, он не спеша прошел по переулку, выяснил, куда он выходит, вернулся, взглянул на неоновую, довольно скромную рекламу ресторана, двинулся дальше. Метрах в пятидесяти от дверей ресторана на противоположной стороне стояла покосившаяся бытовка, окна которой были то ли залеплены грязью, то ли забиты фанерой. Рядом с бытовкой громоздился застывший цемент, валялись куски ржавой проволоки, бывшей некогда ограждением. Киллер дернул хлипкую дверь, убедился, что она заперта, и достал из кармана обычный перочинный нож. Осложнения с замком вызвала лишь ржавчина, которая въелась в металл. Преодолев сопротивление, Федор открыл дверь, которая болезненно заскрипела, влез в бытовку, в лицо пахнуло мочой, пылью и прочей мерзостью. Он вынул из кармана фонарик, который, как и нож, постоянно таскал с собой, осветил грязный пол, пустые ящики, служившие бывшим владельцам столом, стульями, возможно, кроватями, сел на один из них, погасил фонарь, выждал, пока глаза привыкнут, приник к окну с осколком стекла. Вход в ресторан просматривался отлично. А машину можно приткнуть вплотную к бытовке, носом в сторону проспекта, рассудил киллер, несколько секунд, и в потоке машин самого черта не разыщешь, тем более что никто и искать не будет. Он запер бытовку, вновь прошел переулком, прикидывая, во сколько завтра сюда приехать, что взять с собой, не забыть масленку, чтобы смазать ржавый замок, а то в нужный момент он как раз и не откроется.
Гуров ночевал не дома — чем черт не шутит, пока бог спит, — приехал на работу позже обычного и не в параде, даже небритый, здороваясь с Еленой, в ответ на ее недоуменный взгляд подмигнул, постучал пальцами по часам, сказал:
— Все на контроле, — и прошел в кабинет, где уже кофейничал Крячко.
— Какой-то ты не такой, — сказал он, глянув на друга. — Словно бывший в употреблении.
— Станислав, ты работаешь в солидной организации, пора забывать уголовные шуточки, покрываться хотя бы тонким слоем цивилизации. — Гуров обошел стол, опустился в кресло, крутанулся.
— Я покрываюсь, а она, твоя цивилизация, ко мне не пристает, отколупливается, — ответил Крячко и без всякого перехода продолжал: — Я не говорю, платят тут, как мне и не снилось, однако отсутствие премиальных обескураживает, стимула не вижу.
— Ты все премиальные, работая в розыске, на сто лет вперед получил, — поддерживая пустую болтовню, заметил Гуров.
Они оба любили немного потрепаться, как бы разминаясь перед началом серьезных разговоров.
— Ты запрещаешь слова употреблять, а то бы я сказал… А какие премиальные в МУРе были? Мечта! Троих разбойников задержал, четвертого — тебе.
— Умолкни. — Гуров снял трубку, набрал номер Орлова, услышав знакомое бурчание, быстро заговорил: — Здравия желаю, господин генерал! Надеюсь, я не ворвался на совещание?
— Надейся, — ответил Орлов довольным тоном.
— Ваше хорошее настроение — залог нашего успеха, господин генерал. У меня тут вчера объявился один человечек, неплохо бы его допросить.
— Молодой человек, если каждый начнет беспокоить начальника главка по поводу допроса человечков, я сойду с ума. — Орлов после длинной фразы тяжело вздохнул. — Фамилия.
— Гуров.
— Не твоя, нахал! Фамилия человечка!
— Загранян Георгий Ованесович, — продиктовал Гуров, зная, что Орлов записывает.
— Который работает в вашей шарашке в мастерских? Его допрашивали и оперативники, и следователь.
— А если еще разок? И не опера, не холодная прокуратура, а вы, господин генерал, лично?
— Глупости, прекрасно знаешь, что я не допрашиваю.
— Знаю, — Гуров кивнул. — Тогда пригласите и побеседуйте.
— Делать мне нечего! Приглашу!
Услышав отбой, Гуров положил трубку.
— Чего, тебе шлея под хвост попала? — удивился Крячко.
— Станислав, просьба, свози меня домой, ужасно хочется прокатиться на «Мерседесе». Я тебе дорогой расскажу, какая шлея куда попала. А ты мне поведаешь, какого ты золотого свидетеля разыскал.
— Какого свидетеля? — начал было удивляться Крячко, увидев, что Гуров уже натягивает плащ, взял свою куртку, пошел следом.
— Того свидетеля, который натолкнул тебя на рваческие помыслы о премиальных.
Они вышли на улицу, привычно огляделись.
— Лучше иметь кровавую мозоль и геморрой одновременно, чем одного друга — гения! — Крячко открыл машину. — Вы, как большой начальник, предпочитаете сидеть сзади?
— Обязательно, — Гуров устроился на заднем сиденье. — Так какой у тебя свидетель?
Крячко повернулся, беспечно сказал:
— Я нашел человека, который видел, как некто вошел в квартиру юриста Байкова около семнадцати часов, то есть непосредственно перед убийством.
— И ты молчишь о главном, несешь ахинею о премиальных? — возмутился Гуров.
— Беру пример с тебя, — Крячко изо всех сил старался казаться равнодушным и спокойным. — Ты же рассказываешь о том, что расстреливали из автомата, с таким видом, словно…
— Ну, извини! — перебил Гуров. — Не томи, я прав или нет?
— Ладно уж, скажу, — смилостивился Крячко. — Ты абсолютно прав. Мария Ивановна видела, как он вошел.
— Значит, докажем. — Гуров откинулся на сиденье, после паузы спросил: — А что на вокзале?
— О вокзале ты лучше молчи. Молчи, и я не трону тебя.
— Хорошо, я молчу, а ты продолжаешь работать. Поехали ко мне, надо побриться, переодеться, намарафетиться.
Крячко тронул машину, насупился. Гуров потрепал его по плечу.
— Смешной ты, Станислав, сил нет. Неужели я не понимаю, что лишь профессионал высшего класса способен получить показания от человека, который уже и оперативникам, и следователю прокуратуры заявил, что ничего не слышал и не видел.
— Ну и похвалил бы, язык не отсохнет.
— Похвала, Станислав, это всегда сверху вниз, а мы с тобой равные партнеры и цену себе отлично знаем. Ты большой молодец, только не расслабляйся. Слыхал, на Олимпиаде люди за шаг до золотой медали падали?
— Мы не на Олимпиаде, — философски ответил Крячко.
— Но нам и не один шаг остался. Мы с тобой только к финишной прямой подбираемся.
— Плюнь через плечо.
— Не могу, здесь обшивка слишком дорогая.
Он приехал к ресторанчику загодя, машину не приткнул к бытовке, как собирался, а оставил в самом конце переулка. Если Гуров такой опытный, то никакой машины неподалеку находиться не должно. Март перевалил через середину, снег сменялся дождем, зима была снежной, тротуар бугрился толстенным слоем льда. Люди передвигались осторожно, так ходят в первые дни после инфаркта. В переулке было малолюдно. Гуров, если не передумает, приедет примерно в половине седьмого, когда начнет смеркаться, люди появятся, дождь, буран, под ногами лед или топь, а домой с работы большинство возвращается именно в это время.
Еще не было пяти, убийца подошел к бытовке, смазал замок и дверные петли, вернулся на людный проспект, перешел на другую сторону, пытался наблюдать за въездом в переулок, но мешал поток машин, и киллер заскочил в маленькое уютное кафе. Он съел салат и тушеное мясо, выпил кофе, вновь проверил последовательность своих действий.
Лучше всего снять мента сразу по его прибытии. Гололед, он не может оставить машину в стороне от входа. Значит, он подъезжает, выходит, чтобы обойти машину и помочь женщине, тут самый подходящий момент. Оно так, да не совсем, не ясно, как уходить самому. Рискнуть и подогнать свою машину? Нельзя, решено и подписано, он настоящий профессионал, увидит одиноко стоящую машину, насторожится, может и уехать. Самое скверное, что тачка мента неизвестна, ближе к вечеру начнут подъезжать, кто есть кто — непонятно. Узнать Гурова можно, только когда он выйдет из машины, и то не наверняка. Мало ли высоких и статных мужиков, только и не хватает, как шлепнуть постороннего, тогда полный провал. Необходимо увидеть лицо, выждать, пока выйдет из машины, приглядеться. Около семи становится темно, точно его определить можно только в хорошо освещенных дверях. Тогда получается две фазы. Дождаться его приезда, определить и ждать, когда он вернется к машине. Пока он будет последний раз в жизни развлекаться, забивать баки мадам и думать, как он ее позднее… перегнать машину, обустроиться. Он выйдет из дверей, откроет машину, поможет женщине сесть, выпрямится в полный рост… Даже если в это время кто-то подъедет или также будет садиться в машину либо выходить из кабака, то на упавшего человека внимание обратят не сразу — сейчас все падают.
